Был он моим прямым руководителем - заведующим кафедрой, хотя и не непосредственным научным руководителем. Алексей Алексеевич Арсеньев, учёный мирового уровня, в качестве последнего (по назначению шефа - никакой свободы выбора для студента) был для меня тоже недосягаемой вершиной, к которой приходилось тянуться. Несмотря на мою научную внучатость по отношению к Александру Андреевичу, мне удалось кое - что получить от него в творческом плане. Прежде всего, регулярные научные семинары кафедры, на которых под пристальный микроскоп нашего шефа попадали непоследние люди. Их прилюдное препарирование заставляло шевелить собственными мозгами. Приходилось и самому попадать на ковёр. Помню, на пятом курсе у меня, несмотря на упорное моё общение с толстенными колодами перфокарт, как - то ничего не клеилось с уравнением Власова в вакуумном диоде. Мой тогдашний научный соруководитель, А.В. Захаров (руководителем был член - корреспондент АН СССР А.А. Самарский), видно, попался под вопрос Александра Андреевича о состоянии дипломных работ. В результате мне пришлось докладывать самому начальнику, замечу: дипломнику - академику, и во время доклада произошло у меня озарение, что не там я ставлю граничные условия. Итог - всё наладилось после пяти минут пребывания пред очами ясными. Ничего удивительного, конечно, в этом нет, но облегчение осталось надолго. Да и кинетическими уравнениями мы с Натальей Борисовной Есиковой занимались по указанию Александра Андреевича, не по своей воле, хотя все остальные были погружены, в основном, в газовую динамику, что вызывало нашу небольшую грусть по поводу понятности такой деятельности. Хотя сейчас совершенно ясна прозорливость и забота нашего попечителя. Вспоминая эти далёкие времена, от которых осаждается всё больше только самое главное, я могу сказать, что остался я в университете во многом не столько благодаря естественному интересу к природе, сколько благодаря гипнотическому обаянию моих учителей, перевесившему соблазны вне стен МГУ.
Александр Андреевич отдавал себя не только науке, образованию, но и просвещению. Был он членом правления Всесоюзного общества "Знание", главным редактором серии научно - популярных брошюр "Математика, кибернетика", выходивших ежемесячно. Валерий Михайлович Говоров и я отвечали за работу с их авторами. Ежегодно составлялся план выпуска этих брошюр, и перманентно надо было мониторить, как продвигаются дела в нелегком жанре популяризации у ведущих учёных, которых призывал на это поприще, по сути, Александр Андреевич, с помощью, конечно же, членов редколлегии. Были и заседания, и утверждения, но вся текучка лежала на нас троих (как ни сильно это сказано). Повторюсь: непрерывно. Что за брошюры? Например, книжка А.А. Арсеньева "Кинетические уравнения" до сих пор служит мне основой спецкурса. А приходилось часто приставать к академикам, членам - корреспондентам и другим сильно занятым профессорам с просьбами, во - первых, согласиться, а во - вторых, написать. Можно легко представить, сколько времени уходило на всё это у Александра Андреевича. Но было это важно и не просто, поэтому он это делал, как и всё, к чему прикасался, на полную катушку. Кстати, тот полигон популяризации, который проходился тридцать лет назад, снова востребован в связи, например, с межфакультетскими курсами, внедряемыми в Московском университете под патронажем нашего ректора, академика Виктора Антоновича Садовничего.
Был я свидетелем, как бы сказал сам Александр Андреевич, его серьёзной работы по созданию в конце восьмидесятых академического журнала "Математическое моделирование», который нынче переводится и входит в Scopus. Меня он назначил ответственным секретарём, приходилось поворачиваться. Правда, не так уж смертельно много, потому что главную текущую заботу взял на себя Николай Николаевич Калиткин как заместитель главного редактора и очень ответственный человек. О его невероятной эрудированности и точности мысли можно судить хотя бы по одному из лучших, на мой взгляд, учебников "Численные методы". Умел Александр Андреевич притягивать к себе талантливых и порядочных людей.
Уроки познания Александр Андреевич раздавал вокруг своими короткими, ёмкими высказываниями, которые многие его ученики часто вспоминают. Не выходит у меня из головы: "Я сразу пишу текст статьи" - это к вопросу о производстве научной продукции. Я повторяю это студентам чуть ли не на каждой встрече. Стоит у меня перед глазами, как он перед тем, как написать мне рекомендацию в члены партии, минут пять наводил порядок на столе, перекладывая бумаги, сосредотачиваясь, а потом написал, почти не отрываясь от бумаги, без помарок, сразу. Сразу же разбирался он и с текучкой: когда мне удавалось, после пребывания по средам в коридоре около его кабинета в тесном общении с остальными страждущими, часов в девять, попасть к нему на аудиенцию и задать вопрос, он сразу говорил, что делать, или брал трубку и звонил, никогда не откладывая. Не раз повторялось: "Хорошая задача порождает новый метод", "Считать надо", "Серёжа, что - то Вы слишком хорошо выглядите. Явно недогружены», «Нужно трепыхаться». А его маленькие уроки графологии и физиогномики очень помогают распознавать и понимать окружающих.
Когда думаешь и говоришь об Александре Андреевиче (а вспоминаю я его довольно часто по разным поводам, как будто он находится где - то рядом) не удаётся сказать о нём в отрыве от себя любимого. Что делать, бриллиант сияет разными своими гранями, отбрасывая отблески вокруг. Могут они и обжечь, о чём знают не по наслышке практически все, как близкие, так и далёкие. Эмоциональность, даже ранимость, и вместе с тем, твёрдость в сочетании с широтой натуры всегда привлекали и требовали взаимной отдачи. Здесь столько деликатных нюансов, что писать о них можно только отвлекаясь от конкретных персонажей. Расскажу только одну историю, за которую я года на два впал в немилость. В аспирантские наши годы уровень общественной работы (думаю, несмотря на неимоверное количество потраченного времени, была в этом школа практического управления, бесследно не пропавшая для меня в дальнейшем) имел не самое последнее значение во время отчётов, распределений на работу и прочего - так была устроена система. Будучи аспирантом, я работал в интеротделе комитета комсомола МГУ. Кстати, люди, с которыми я тогда общался, сейчас составляют не просто половину ректората, а некоторые - и депутаты Думы. Алексей Анатольевич Тихомиров, в то время заместитель председателя профкома МГУ, а с девяностых - высокий чиновник в ООН, очень хороший человек и тогда перспективный руководитель, предложил мне перейти к нему. Было это соблазнительно, потому что в профкоме не было такой бурной суеты, как в комсомоле. Я с дуру согласился, не спросившись предварительно у начальника, потому что считал это пустяком, просто переходом в тихую гавань, без всяких карьерных амбиций. Что оказалось наивным с мой стороны. Видно, я перешёл кому - то дорогу, разразилась буря в парткоме факультета: выборная процедура проходила через факультет, и когда (я так подозреваю) спросили у Александра Андреевича, а он не был в курсе, тут мне мало не показалось. Был я возим лицом по столу в парткоме, а потом Александр Андреевич грозно на меня поглядывал. В результате я несколько лет тянул лямку заместителя секретаря факультетского комитета комсомола по оргработе, заодно примерно полгода исполняя обязанности секретаря комитета вместо болевшего Виктора Юрьевича Королёва. Хороший был урок, и за это ещё раз спасибо. Не пустил он меня с делегацией комитета комсомола МГУ в Финляндию (капстрану!), чтобы чего не вышло. Правда, в середине восьмидесятых поощрил поездкой в Швейцарию по линии общества Знание (суточных хватило на покупку целой теннисной ракетки!). А в 1990 году отправил на три месяца в Кайзерслаутерн, что помогло прочувствовать и сильно двинуло вперёд мое профессиональное самосознание. Но потом ревновал к продолжению моего общения с профессором Нойнцертом в рамках бурной, но почти бесполезной, деятельности по налаживанию связей с европейским консорциумом «Математика в промышленности», опасаясь, вероятно, моего отъезда в Германию в те трудные девяностые. Уроки я усвоил, и когда в 2000 - м году мне предложили заняться Казахстанским филиалом МГУ, одобрения у руководителя я испросил.
Притягивала личность Александра Андреевича, настоящего интеллигента, человека, бравшего на себя большую ответственность за людей и за страну. Меня удивляло, что при всей значимости своей фигуры, в чём он, безусловно, отдавал себе отчёт и старался не стесняться, но делал это как бы по объективной необходимости, для пользы дела, оставаясь при этом простым человеком, искренне, по - отечески интересующимся житейскими проблемами своих коллег, заходившим после работы за хлебом по поручению Атеи Ташевны, несмотря на то, что происходило это часов в девять вечера - раньше по средам, университетским кафедральным дням, он из МГУ не уходил. По дороге он обычно беседовал с кем - нибудь из сотрудников, иногда, особенно, когда сильно болела раненая нога, мне удавалось уговорить подвезти его на машине, проводить до квартиры и почувствовать теплоту его дома, который был его крепостью и источником силы. Без Атеи Ташевны, без Лены и Тани не было бы нашего могучего Александра Андреевича.
