На кафедре математики я стал дипломником Александра Андреевича.  В качестве дипломной работы Александр Андреевич предложил мне обобщить недавно развитый им совместно с А.Н.Тихоновым метод асимптотической оценки интегралов с ядром типа    дельта-функций.      Эта тема меня увлекла, и, в частности, мне удалось обобщить теорему Берри-Эссена для сходимости к закону Коши.    Поскольку часть дипломной работы была посвящена теории вероятности, Александр Андреевич и Андрей Николаевич пригласили в качестве рецензента моей дипломной работы  Б.В.Гнеденко.  По молодости лет я не сумел этого оценить и на защиту дипломной работы пришел в спортивной куртке, спортивных ботинках и рабочих брюках.  За что и получил от Александра Андреевича жесткий (и справедливый) выговор.  Но в аспирантуру Александр Андреевич меня все же взял.  Первые два года аспирантуры Александр Андреевич предоставил мне полную свободу и мы встречались довольно редко.  К концу второго года аспирантуры у меня  уже были публикации и я стал думать о диссертации. Я попросил Александра Андреевича о встрече.  Мы встретились за столом в холле 15 этажа мехмата.  По неопытности я сначала   подумал надавить на Александра Андреевича  и в качестве диссертации оформить имевшиеся у меня результаты, но во-время остановился.  Александр Андреевич сказал, что моя диссертация должна быть посвящена уравнению Больцмана.  Из общего курса физики я знал, что есть такое уравнение.  Больше я о уравнении Больцмана к тому времени ничего не знал.  Но выбирать не приходилось.    К концу аспирантуры я успел оформить публикации и сдал диссертацию в ученый совет Стекловки.  Меня поставили в очередь на защиту и сказали, что это приблизительно на полгода.  Через месяц мне позвонили и сказали, что у них что-то сорвалось и они могут поставит мою защиту на следующей неделе (правил тогда для Стекловки не существовало: в ВАКе были те же люди, что и в совете).  Александр Андреевич  был в это время в командировке, а я не догадался с ним связаться.  Защита прошла без него.    Когда Александр Андреевич приехал, он объяснил мне, что это хамство с моей стороны.  Разговор вышел довольно тяжелый. Я остался ему благодарен за тот разговор на всю жизнь.

Обобщая мой опыт дипломника и аспиранта под руководством Александра Андреевича, я  хочу отметить следующее.  

Во-первых,  Александр Андреевич был удивительно дальновиден и умел предложить удачную и нетрадиционную  тему исследования, актуальность которой выяснялась позже и которая могла и не совпадать с темой его собственной работы.  Я благодарен Александру Андреевичу  за то, что в начале моей карьеры он дал мне поработать в классическом анализе (теперь, имея педагогический опыт, я понимаю, как это важно) и за то, что благодаря работе над уравнением Больцмана  в процессе подготовки диссертации  я познакомился с тем, что есть традиционная физика и классическая кинетическая теория.  Как известно, и классический анализ, и уравнение Больцмана были далеки от вопросов, над которыми  в то время работал Александр Андреевич.  Позже (в середине семидесятых годов) Александр Андреевич настоял над тем, чтобы я занялся уравнением Власова.  На физическом факультете в то время  было предубеждение против уравнения Власова и только много позже уравнение Власова стало рассматриваться как классическое уравнение математической физики.    

Во-вторых, Александр Андреевич  давал  полную свободу и не использовал   (как это иногда бывает у других научных руководителей)  своего ученика как научного слугу.  У меня с Александром Андреевичем есть только одна (не считая научно-популярной брошюры) совместная научная работа.  История этой работы такова.   Мне захотелось отметить десятилетие своей дипломной работы и   сотрудничества   с  Александром Андреевичем.  Я оформил часть дипломной работы как статью и предложил  Александру Андреевичу и Андрею Николаевичу (статья  была обобщение их результатов)   выступить  соавторами.    Мы вспомнили прошлое,  Александр Андреевич рассмеялся и согласился.

Третье.  Я  абсолютно ничего не понимал во взаимоотношения людей в совершенно чуждом мне по воспитанию мире науки, и это часто приводило к довольно неприятным  для меня и окружающих ситуациям.  Александру Андреевичу приходилось вести со мной довольно сложные беседы.  Но он делал это так деликатно, что даже после  самого тяжелого разговора обид не оставалось и он всегда был открыт для общения.   В понимании взаимоотношений между людьми науки  и в понимании себя очень много мне дали несколько бесед с Атыёй Ташевной. В общении Александр Андреевич был прост и демократичен: он ходил на сольные концерты моей жены, помогал устроить в больницу мою дочь, с ним можно было обсудить довольно сложные бытовые проблемы, которых у молодого человека хватало.  Александр Андреевич обладал удивительной особенностью: он искренно мог радоваться успехам своих учеников даже тогда, когда результаты его учеников не были продолжением его собственных работ.  

После защиты докторской диссертации  формально я не был  связан с Александром Андреевичем (он тогда уже не работал на кафедре), но так получилось, что именно тогда я стал часто  встречаться с ним.  Когда я приходил к Александру Андреевичу домой, обычно он сидел за обеденным столом (он мне как-то сказал, что он привык работать именно за обеденным столом)  на котором были разложены листки его работы.  Я рассказывал Александру Андреевичу о своих планах и результатах.  Иногда  Александр Андреевич в свою очередь  рассказывал мне об увлекшей его в данный момент задаче: как удалось вычислить предел рекуррентной последовательности, взять интеграл и т.д.  В то время возможности компьютеров были еще очень ограничены, и вычислителю приходилось думать о том, чтобы все слагаемые имели приблизительно один порядок, чтобы не накапливалось больших массивов и т.д.  От этого  зависела возможность реализовать вычислительный процесс.  Решение подобных (часто чисто инженерных) задач на смекалку Александру Андреевичу доставляло особую радость и он  любил говорить о них.  У меня сложилось впечатление, что Александру Андреевичу доставлял радость сам процесс работы с формулами и вычислениями и поэтому он смог посвятить  значительную часть своего научного творчества   решению «закрытых» задач.  Как-то он мне сказал, что в этих задачах его привлекают нестандартная постановка, чувство риска и ответственность.   Некоторые математики в оценке своей работы и выборе тематики исследования зависят от традиций и мнения  выбранной ими  референтной группы (обычно они называют свою референтную группу классиками).   Мне кажется, что Александр Андреевич был свободен от влияния каких бы ни было авторитетов: он делал то, что ему в данный момент нравилось и что он считал нужным для науки.  Жизнь показала каким удивительно дальновидным был выдающийся ученый Александр Андреевич Самарский.